Советский философский словарь - соловьёв владимир сергеевич

В своей философии, отвергающей материализм революц.-демократич. мысли, С. предпринял наиболее значит. в истории рус. идеализма попытку объединить в «великом синтезе» христ. платонизм, нем. классич. идеализм (гл. обр. Шеллинга) и науч. эмпиризм. Эта заведомо противоречивая метафизич. система, под­вергавшаяся беспрерывной перестройке, должна была послужить умозрит. «оправданием» жизненнонравств. поисков и мифопоэтич. мечтаний С. Полагая, что «нравственный элемент... не только может, но и дол­жен быть положен в основу теоретической философии» (Собр. соч., т. 9, СПБ, 1913, с. 97), С. связывал филос. творчество с позитивным разрешением жизненного вопроса «быть или не быть правде на земле», понимая правду как реализацию христ. идеала (за социалистич. учениями С. признавал лишь относительную общественноисторич. правду). В кон. 70-х и в 80е гг. в обста­новке поисков путей преобразования России С. в про­тивовес как радикальнодемократич., так и позднеславянофильскому и официальноохранительному направ­лениям выступил с социальных позиций, близких к ли­беральному народничеству. Умеренно-реформистские политич. взгляды сочетались у него с мистико-максималистской проповедью «теургического делания», призванного к «избавлению» материального мира от разрушит. воздействия времени и пространства, пре­образованию его в «нетленный» космос красоты, и с историософской теорией христ. «богочеловеческого про­цесса» как совокупного спасения человечества («Чте­ния о Богочеловечестве», 1877-81). Ища практич. пу­тей для решения этой «вселенской» задачи, С. в дальней­шем приходит к теократич. утопии, политич. следствием к-рой оказывается союз между римским папой и рус. царём как правовая гарантия «богочеловеческого дела» (см., напр., «История и будущность теократии», 1887). Крах этой утопии запечатлен в филос. исповеди С. «Жизненная драма Платона» (1898) и в «Трех разгово­рах...» (1900). Конец жизни С. отмечен приливом ка­тастрофических предчувствий и отходом от прежних филос. конструкций в сторону христианской эсха­тологии.

Космич. тема решалась у С. нетрадиционно для христианства на почве платоновского мифа об эротич. восхождении; в трактате «Смысл любви» (1892-94) С. развивает мысль о том, что совершенная половая лю­бовь способна восстановить целостность человека и ми­ра и ввести их в бессмертие. Пантеистически и эволю­ционистски окрашенной космологии С. созвучны космическипреобразоват. идеи ?. Ф. Фёдорова и К. Э. Циол­ковского.

Некоей гармонизации этих двух исходных тем кос­мической и социальной призвана служить метафизи­ка С.: собственно филос. доктрина «всеединства» и религ.-поэтич. учение о Софии. Предприняв вслед за ран­ними славянофилами пересмотр «зап. философии» как отвлечённой рассудочности и негативной метафизики, С. противополагает ей в сфере гносеологии «цельное знание»  (интуитивное образно-символич. постижение мира, осн. на нравственном усилии личности), а в сфере онтологии «положит. всеединство», свободное объединение в абсолюте всех оживотворённых элемен­тов бытия как божеств. первообраз и искомое состояние мира. Это всеединство не только мыслилось философом, но и романтически представало перед ним в лице Со­фии «вечной женственности»; стихи «софийного цикла», а также эстетич. концепция С. оказали влияние на поэзию и теорию рус. символизма, мн. представители к-рого видели в С. олицетворение переломной эпохи.